09.11.2017 в 16:16
Пишет SamarA_:Интервью Бенедика журналу "Interview", 11/2017
Моё предисловие, необязательное к прочтению.В последнее время я не только не постила интервью Бена, но стыдно сказать, даже и не читала. Просто они стали настолько выхолощенные, однотипные и скучные, что я не видела в этом смысла.
И вот, наконец, вполне интересное, читабельное и человечное интервью.
Я прочитала два перевода, но оба не удовлетворили меня полностью. Поэтому я сделала свой собственный, но используя оба источника (х и х) и, конечно, верного товарища,
В итоге, мне кажется, такой симбиоз пошел на пользу пониманию сказанного.
Кроме того, я взяла на себя смелость слегка сократить информационную часть интервью, пересказывающую достижения Бенедикта, о которых, как мне кажется, мы знаем гораздо больше!
Я буду использовать имена, чтобы сохранить дружескую атмосферу беседы.
И ещё - прошу прощение за чрезмерное употребление слова "масштабный", это не моя придумка, это новая фишка Бенедикта Это новое слово в его лексиконе? Не знаю. Но он использует его снова и снова. Иногда не к месту, но кто мы, чтобы осуждать?
Журнал "Интервью", ноябрьский выпуск.
Беседу провёл Том Йорк, британский рок-музыкант, вокалист и гитарист группы Radiohead.
Кажется, прошло уже более семи лет с того момента, как Бенедикт Камбербэтч впервые примерил охотничью шляпу Шерлока Холмса. читать дальше(...) Сейчас 41-летний Камбербэтч считается одним из лучших и амбициозных актеров своего поколения. Не будет преувеличением предположить, что у него серьезный характер, но легендарный вокалист группы Radiohead, как его друг, собирается нам доказать, что все люди – вне зависимости от рода занятий – очень многолики.
ТОМ ЙОРК: Я не буду придерживаться особой хронологии. Я задаю вопросы в случайном порядке, в стиле "Только семнадцать" («Just Seventeen», британский журнал для подростков, уже не издается). Я хотел бы начать с того года, когда ты преподавал в монастыре в Дарджилинге и тебе было 19. Какой опыт ты получил?
БЕНЕДИКТ КАМБЕРБЭТЧ: Это было в закрытой тибетской общине, на границе, недалеко от Дарджилинга. Маленький городок в горах. Я был одним из пяти учителей, которые прошли курс стажировки. Это было исключительно, опыт получился довольно особенным.
ТОМ: Долго ты этим занимался?
БЕНЕДИКТ: Пять месяцев. Я полгода работал (до этого), чтобы собрать деньги на авиабилеты и оплату курса. Там вам не платят за преподавание; платой служит полученный опыт. Вы окружены монахами и их жизнью. Это был небольшой монастырь, на верхнем этаже которого располагался храм. Я жил на нижнем этаже, довольно сыром и с огромными пауками. Точно не помню, кажется это был почти конец сезона дождей, но было холодно. И, поскольку это было высокогорье, то открываешь окно – и облака, как сухой лед, стекают по твоему столу. Природа всегда ощущалась. она была потрясающе прекрасна, как сущность, как дыхание, как философия и образ жизни этих монахов.
ТОМ: Звучит так, будто ты впитал всё это, просто присутствуя, тебе не пришлось это изучать.
БЕНЕДИКТ: В точку: оно само проникло в меня. Личности монахов были красноречивее любых уроков.
ТОМ: Это наилучшее обучение, не так ли?
БЕНЕДИКТ: Именно. В конце мне стало так интересно узнать, что, черт возьми, они поют, почему они делают то, что делают, и как это сделать самому. Я подумал: «Как мне заглянуть в этом мир ещё глубже?» И после стажировки я, вместе с ещё одним учителем, провел ещё две недели в затворничестве.
ТОМ: Тебе 19 и ты подписываешься сидеть на подушке, - сколько часов в день?
БЕНЕДИКТ: Много. И спать лишь около четырех часов, и есть так называемую "кашу" и, возможно, немного тушеного мяса. Эта часть отшельничества была напряженной. Мы жили с монахами – мой бог, какая у них была дисциплина! Это было откровение. Все эти истории, притчи и руководства, с помощью которых можно фокусировать свое внимание, медитировать и упражняться, начиная свой путь к просветлению. Смахивало на секту; мы, западные люди, тревожно косились друг на друга. Человек, который присматривал за нами, заметил, что мы действительно увлечены, но он также видел, что для нас это было слишком. Наши деятельные умы были реально оглушены. Но это был шанс начать что-то новое. Я так благодарен, что у меня был этот опыт.
ТОМ: Меня удивляет, что 19-летние дети подписались на такое! Даже если бы я так поступил в этом возрасте, то скорее всего сбежал бы и поискал что-нибудь выпить и покурить. В некотором смысле я завидую этому опыту в таком возрасте, потому что он, вероятно, позволил тебе по другому построить свой жизненный путь.
БЕНЕДИКТ: Это было масштабно. Я не могу забыть щедрость нашего учителя. Он сказал: «Не зажимай себя. Ты будешь учиться в университете на севере Англии. Ты должен получить свои испытания и свои развлечения, а не судить себя. Не живи виной и сожалением».
ТОМ: Ох, что бы я отдал за то, чтобы кто-то сказал мне такое в 19 лет! [смеется]
БЕНЕДИКТ: А чем ты занимался в этом возрасте? Был в поиске?
ТОМ: После школы я год работал в каких-то дерьмовых местах, только чтобы заработать достаточно денег для записи демо и рассылать их. А потом мне стало скучно, и я поступил в художественный колледж, и пошел по совершенно другой траектории. Художественный колледж просто взорвал мой мозг, потому что я впервые оказался с творческими людьми и понял, что являюсь одним из них. Но позже накатившие честолюбие и одержимость вызвали во мне изнурение, и было бы действительно здорово, чтобы кто-то остановил меня и подсказал, что есть и другие стороны жизни.
БЕНЕДИКТ: Ага, я тоже потом кинулся совсем в другую сторону, это был своеобразный бунт. Я стал тусовщиком. Это была масштабная катастрофа. Я подорвал свое здоровье. Просто перестарался. Та личность не могла быть ещё дальше от меня, который получил предыдущий опыт. Я масштабно регрессировал.
ТОМ: Мне интересно, было ли с тобой такое, что ты надолго останавливался и сворачивал с намеченного пути? Возникало ли у тебя желание «сойти с поезда»? Я спрашиваю потому, что сам я никогда не видел для себя иного пути. Я даже никогда и не задумывался об этом, пока в один прекрасный день не оказался при смерти. Я был полностью разбит и пришлось остановиться, очень надолго. И тогда я начал изучать медитацию. А когда я наконец уселся, обнаружил себя отшельником на подушке, это было похоже на то, что к моей голове приставили радио и включили на всю катушку. Я возликовал: - О, мой бог!
БЕНЕДИКТ: Это так громко, даже если стараешься не слушать. Потому что ты все время внутри потока выхватываешь самое громкое или самое негативное.
ТОМ: Я садился в свою студию и как только начинал работать, голоса начинали говорить мне: «Ты не сможешь этого сделать, ты не сможешь этого сделать», так что пришлось прерваться. Я должен был с этим разобраться.
БЕНЕДИКТ: У меня определенно были перерывы в этом смысле. И я поражен тем, через что тебе пришлось пройти. Все эти непрекращающиеся требования звукозаписывающих компаний. Во многих отношениях, думаю, я двигался более с расстановкой. Это часть моей работы: отделять то, что действительно имеет значение, сохраняя энергию, и не беспокоиться о том, что думают другие люди. Я имею в виду, ничто не готовит нас к этому...
ТОМ: Но у тебя же были родители, которые тоже работали в этом бизнесе.
БЕНЕДИКТ: И это масштабно помогло. Хотя их опыт отличался от моего. Я не был актерским "сыном полка", я не ездил с ними в турне. Но я заглянул в их мир, поэтому в какой-то мере я знал, во что ввязываюсь. И они постоянно дают мне ощущение твёрдой почвы под ногами. Моя масштабная мотивация в жизни - дать им возможность гордиться мной. Но даже это должно прекратиться в какой-то момент.
<...> (кусок про "Войну токов")
ТОМ: Окей, а сейчас идиотские вопросы. Время для «Только семнадцать». Ты легко говоришь нет?
БЕНЕДИКТ: Нет.
ТОМ: [смеется] Ты хороший водитель?
БЕНЕДИКТ: Я думаю, я очень хороший водитель. По-видимому, причина злости на дороге, как и злости вообще, это какой-то комплекс превосходства, который, бог знает почему, стимулируют автомобили.
ТОМ: В машине лучше всего музыку слушать.
БЕНЕДИКТ: О, да! Впервые я слушал твой альбом "Бассейн в форме Луны" (A Moon Shaped Pool) во время поездки по твоему родному графству.
ТОМ: Рекламка!
БЕНЕДИКТ: Рекламка. Это было потрясающе! Отличный способ услышать это в первый раз.
ТОМ: Это безусловно и было написано для автомобиля. Хорошо, еще вопрос: ты легко полагаешься на людей?
БЕНЕДИКТ: Ага.
ТОМ: Тебе приходится, верно?
БЕНЕДИКТ: Иногда приходится, а иногда нет. Иногда во время разговора с журналистом (из таких, в котором обсуждаешь вещи, о которых обычно не говоришь даже с некоторыми из своих ближайших друзей), ты в конечном итоге проговариваешься о чем-то сокровенное, не задумываясь о том, что это будет распространено. Даже вне зависимости от причуд самого журналиста, у них есть редакторы, либо политический уклон данного издания, а это значит, в принципе, всё, что ты сказал приспособят в статью, которую они уже написали. Поэтому надо очень внимательно подбирать слова. Я все ещё нахожу это очень трудным, и любой человек, который имеет дело с прессой, подтвердит это. Вот почему так приятно на этот раз поболтать с другом. Но теперь, за кофе и с дружеской улыбкой, я вдруг заговорил, не задумываясь о том, как это будет прочитано.
ТОМ: Ну, я остановлю тебя, если посчитаю, что ты роешь себе яму, хорошо?
БЕНЕДИКТ: Спасибо! Сделай это, пожалуйста!
ТОМ: Ты клоун по жизни?
БЕНЕДИКТ: Клоун - это квалификация, не уверен, что фиглярство по моей части.
ТОМ: Ты избегаешь неприятностей или вляпываешься в них?
БЕНЕДИКТ: Думаю, что у меня бывают слишком сильные эмоциональные реакции на некоторые моменты, и тогда я говорю не подумав. Излишняя эмоциональность затуманивает мою рассудительность.
ТОМ: Ты о том, что говоришь людям?
БЕНЕДИКТ: О ситуациях, когда эхо сказанного мной, разносится далеко за грани разумного. Мне бы очень хотелось, чтобы моя работа была говорящей. Мы находимся в таком положении, что люди задают нам вопросы, они хотят знать не только о работе. И это может перейти в сферы, где мне лучше держать рот на замке, связано ли это с моей личной жизнью или излишней категоричностью высказываний о событиях в мире. Полагаю, лучшее, как можно поступить - я узнал об этом от людей, гораздо более мудрых, чем я - это делать очень хорошую, спокойную работу за закрытыми дверями.
ТОМ: Каждый раз, когда ты занимаешь какую-либо моральную позицию, то попадаешь под перекрестный огонь.
БЕНЕДИКТ: Есть и другие люди, которые не против взывать с трибуны и быть судимыми за это, и они делают чертовски много хорошего, реально меняют жизнь к лучшему. Так что думаю, иногда это может быть сбалансировано.
ТОМ: Думаю, что бы ты не решил, ты не угодишь в положение, когда нанесешь ущерб своей возможности делать всё остальное. Я сам слишком много раз оказывался в таких ситуациях.
БЕНЕДИКТ: Я не стану называть себя экспертом, только потому, что я играл экспертов. Я знаю о том о сём понемногу. Но очень сложно не втянуться в обсуждения чего-нибудь, особенно если это связано с работой.
ТОМ: Говоря о твоей работе, у тебя было такое, что ты брался за какую-нибудь роль, а позже наступал момент, когда ты чувствовал - это не твой формат, не твоя роль, и хотел отказаться?
БЕНЕДИКТ: Уйму раз. Но если не научиться переносить провалы, то ты никогда не станешь лучше. И это никогда не были полные провалы, эти проекты, но в них было многое не так. Одной из первых ролей, которую я сыграл на сцене, была работа в блестящей пьесе, с блестящим актерским составом, с блестящим режиссером, но я просто не мог проникнуть в сердцевину персонажа. Я оказался в великом напряжении.
ТОМ: Просто на репетициях или уже на представлении?
БЕНЕДИКТ: Прямо на премьере. Я ощущал потерянность. Это был «Носорог» [спектакль по пьесе Эжена Ионеско]. Я не против сказать название, потому что я уже говорил об этом. Отчасти это было из-за ветра в моей голове, отчасти из-за большой нехватки мастерства. Не думаю, что я был готов к нему. Не думаю, что был достаточно подготовлен профессионально, чтобы сделать это безупречно. Это исключительно сложная пьеса, это исключительно сложная роль, и у меня никогда не было ощущения, что я сделал всё верно. Отнюдь. В какой-то степени, в "Гамлете" произошло подобное. Но это уже не связано с процессом постановки или чем-то подобным – боевое крещение каждый вечер, изо дня в день – вот что стало экстраординарным испытанием.
ТОМ: Как раз тогда мы и встретились! Помню, я зашел в твою гримерку, а твой голос был такой хриплый, потому что прошло уже четыре недели спектаклей и утренников, верно?
БЕНЕДИКТ: По восемь спектаклей в неделю.
ТОМ: Ты исполнял эту полную эмоций роль, подавая всего себя на сцену, исполняя это снова и снова, поднимался утром, бегал и снова совершал это. Я бы обезумел!
БЕНЕДИКТ: [смеется] Нет, не обезумел бы — выучка дала мне навыки, чтобы пройти через это. В постановке такого масштаба, в таком большом зале, приходится очень постараться сохранить свой голос совершенно как на премьере. Все, что я делал – подтягивания и отжимания – помогало поддерживать моё тело в форме. Спектакль "Гамлет" сам по себе сплошная кардио тренировка на три часа, даже не принимая во внимание его интеллектуальные и душераздирающие элементы.
ТОМ: Я был здорово впечатлён! Я увидел в тебе человека, полностью посвятившего всего себя своей работе, а я ещё жалуюсь на какие-то сроки.
У меня есть еще парочка вопросов в стиле «Только семнадцать». У тебя есть тапочки?
БЕНЕДИКТ: Да, слишком много.
ТОМ: У тебя есть очки для чтения?
БЕНЕДИКТ: Нет, но у меня близорукость. Они мне нужны для просмотра фильмов или концертов. Это не хипстерские навороты: у меня плохое зрение. Моя жизнь такая нелепая: я прошел исследование по подбору контактных линз, но не нашел полдня, чтобы сходить за ними в оптику.
ТОМ: Ты ходишь по дому, бормоча свои реплики?
БЕНЕДИКТ: Черт, да.
ТОМ: Моя подружка тоже!
БЕНЕДИКТ: Это единственный способ, только если у вас нет кого-то, кто будет постоянно отрабатывать их вместе с вами.
ТОМ: Идёшь себе по дому, и вдруг слышишь эту болтовню. И я такой: «Какого хера? О, это она разучивает свой текст». [Смеется] Это похоже на бред одержимого.
БЕНЕДИКТ: О, она проговаривает и чужие реплики тоже? У меня отец так делал. Было очень странно слушать, как папа разговаривает с папой.
ТОМ: Да. А ты тренируешь свой смех или плач? Представляю, Бенедикт такой в ванной: «Ха, ха, ха!»
БЕНЕДИКТ: Наверное, плакал в туалете. Я стараюсь не делать этого, хотя бы потому, что в моём доме есть люди, которых встревожит их папа с таким странным, обособленным и переменчивым настроением. Думаю, важно, чтобы у тебя была возможность делать нечто подобное в каком-то уединенном месте. Речь идет о поиске триггеров и очень важно найти их в самих персонажах и их предыстории, а не в собственной жизни, потому что тогда это может выйти из-под контроля. На самом деле смех и плач физически очень похожи, происходит аналогичный процесс в диафрагме. И ты, музыкант, тоже должен время от времени играть гаммы и распевать голос.
ТОМ: У тебя налажена связь с собственным я? Ну знаешь, с той частью тебя, которая дает тебе необходимые силы для нужных действий или контролирует тебя, чтобы ты был осмотрительным
БЕНЕДИКТ: Эты очень хорошо сформулировал это. И, да, я думаю, что нашел этот баланс. Но у меня есть подводные камни. Я эмоционально реагирую на вещи, которые на самом деле не имеют отношения ко мне. Они касаются других людей.
ТОМ: В процессе работы?
БЕНЕДИКТ: Ну да. Это то, над чем я должен поработать: выделять действительно важное, чтобы сохранить энергию, не беспокоясь о том, что думают другие люди.
ТОМ: Ты приносишь работу домой?
БЕНЕДИКТ: Когда я переступаю порог дома, всё, я дома. Если бы я этого не делал, то был бы поглощен одним единственным занятием, в ущерб тем, кто меня любит. Да и в ущерб самой работе.
ТОМ: Ты собираешься снова заняться театром?
БЕНЕДИКТ: Есть планы в недалеком будущем, но не в этом году.
ТОМ: Ты пишешь? У меня такое чувство, что ты пишешь, но никому не показываешь.
БЕНЕДИКТ: Ты совершенно прав. Но я не думаю, что возможно сформировать мои заметки в сценарии или романы. Это так, эпизодически.
ТОМ:: Как ты сам относишься к написанному?
БЕНЕДИКТ: Моя писанина довольно убогая. Я часто думаю: «Для кого это?» Иногда это впечатления прошедшего дня или события моей жизни, или сочинительство. Иногда речь идет о вещах, которые я хочу запомнить, или я пытаюсь писать на самом ужасном французском.
ТОМ: У тебя хороший французский?
БЕНЕДИКТ: Нет, совсем нет. Но это один из моих честолюбивых замыслов. Я хотел бы однажды начать мечтать по-французски. Итальянский и французский - это два языка, которые я хотел бы знать.
Как по-итальянски «поцелуй»? Не могу вспомнить.
ТОМ: Baci, baci. [произносится как «бАчи»]
БЕНЕДИКТ: Baci, baci.
ТОМ: Baci, Камбербач-и.
БЕНЕДИКТ: Это очень в духе «Только семнадцать». Пожалуйста, не используй это.
ТОМ: Представляешь, но именно на этом мы и закончим.
ТОМ ЙОРК - ФРОНТМЕН ЛЕГЕНДАРНОЙ РОК-ГРУППЫ RADIOHEAD. НЕДАВНО ОН СОЧИНИЛ ПАРТИТУРУ ДЛЯ РЕМЕЙКА ФИЛЬМА УЖАСОВ SUSPIRIA, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ВЫЙТИ В СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ.
Интервью сопровождается довольно интересным фотосетом в стиле музыкантов 70-х.
URL записи